Хроники Дебила. Свиток 2. Непобедимый - Страница 77

Так что то, что на него может двигаться войско в несколько тысяч человек, Митк’окок, думаю, даже представить себе не способен. Такие количества в местных головах просто не умещаются. Да он небось и числа такого не знает. А примитивное «много» тут может означать и двадцать один, и двести миллиардов. Ну, может, местные купцы, имеющие дело с куплей-продажей товаров, считают и получше, но не намного. И мало знать цифру, надо суметь соотнести ее с реальностью. А в этой реальности ничего подобного пока не было.

Отсюда вывод: нашим четырем-пяти десяткам вставать на пути Орды нет никакого смысла. А уж тем более помирать за того, кто пытался использовать нас втемную. (Хотя и так понятно, что, попробуй он нас уговорить подраться за него с аиотееками, его бы послали — вежливо, но далеко!)

Потому-то мне без особого труда удалось убедить всех попробовать обойти орду по морю. В конце концов, хотя Витек и другие бывшие прибрежники и утверждали, что аиотееки неплохо обращаются с лодками, их флота я пока не видел. Устоит Вал’аклава или нет — это еще вопрос. А вот Горы вроде как уже устояли. И мало того, у нас ведь есть обязательства перед Леокаем и немалый груз его товаров. С частью которых, к большому сожалению, пришлось распроститься! Керамика, меха, шерстяные ткани особой выделки и окраса — все это было тщательно запаковано и зарыто в землю. Местонахождение клада знали только Вождь, Шаман и Старшины. Я сказал, что так лучше, и мне поверили на слово, не очень, однако, понимая, почему надо хранить какие-то тайны от своих.

А с собой мы взяли только мед, легкие, но дорогие специи, шелка и какие-то драгоценные камни, которые, по уверению Кор’тека, в Улотских горах отсутствовали, зато высоко ценились. Короче — взяли только самое дорогое, легкое и негабаритное. А на освободившееся на лодках место мы загрузили взятое у аиотееков зерно, сушеную рыбу (видно, грабили прибрежников), оружие и наиболее дорогое содержимое седельных тюков — чаши, котлы, кувшины, золотые и серебряные амулеты (я настоял), зеркальца, иголки и прочие драгоценности.

На то, чтобы разобрать все это имущество, прирезать верблюдов (они тоже враги), загрузиться на лодки и прочее, ушел еще один день. Каждую минуту мы рисковали, что на нас наткнется очередной отряд, но мои ирокезы напрочь отказались просто бросить все это богатство в море, как я предлагал. В представлении местных, даже вон тот большой, сваренный из полос меди котел ведра на два уже было такое богатство, ради которого стоит рискнуть жизнью. А когда таких котла аж два! Да еще и прочего барахла выше крыши, — выбрасывать все это в море просто даже не грех, а чистой воды сатанизм!

Короче, они тут жизнью рискуют, даже отправляясь «в магазин» за мясом, ведь зверю может повезти больше, чем охотнику, или в процессе охоты нарвешься на более опасного, чем ты, хищника. Чиня лодку, можно поранить руку и умереть от заражения крови, отплыв от берега, можно оказаться на дне. Даже просто сев на пенек или поваленный ствол, рискуешь быть укушенным змеей. Опасно даже засыпать, потому что можно быть убитым во сне. А богатство аиотееков — это намного ценнее возможности пожрать, отдохнуть или поспать, и ради него рискнуть стоит.

Да ну и ладно. Я в основном занимался похоронами (пришлось придумывать отдельный ритуал, ведь у ирокезов пока своего не было), ранеными и наставлением учеников и добровольных помощниц по уходу за страждущими. С учениками было проще, они уже немало знали, да и опыт по уходу за ранеными под моим чутким руководством у Осакат и Витька, видевших уже не одну битву и ее последствия, был. А вот с помощницами приходилось помучиться. В основном внедряя принципы гигиены и стерильности. Нет, они, конечно, верили своему Великому Шаману, но одно дело слышать ценные указания про чистые руки, и совсем другое — всегда и во всем их соблюдать. Тем более что если комков грязи и черных разводов на ладонях не видно, они считаются чистыми. А зачем мыть и так чистые руки, да еще и с мыльной пеной (расточительность какая), перед тем как перебинтовать мужу рану? Да уж, объяснить, как чистота помогает бороться с заразой, человеку, видевшему микробов, пусть и на картинках, проще, чем убедить дикаря в том, что та же чистота каким-то образом убедит враждебных духов не лезть через рану в тело человека. (Гы, грязь же, наоборот, дырку залепляет.) Вот и приходилось мне постоянно клевать мозг своих соплеменников занудными поучениями, поскольку добивать своих, обнаружив признаки гангрены, я как-то не стремился.

Короче, забот хватало. Однако мне удалось выкроить время на то, чтобы убедить Лга’нхи снять скальпы со всех убитых воинов-аиотееков. Сказал, что знаю колдовство («колхоз» называется), как распространить взятую в бою ману на все племя, а не только складывать ее в индивидуальный загашник отдельного воина. Лга’нхи отнесся к этому очень серьезно — тут с маной не шутили.

Да, бухточка и впрямь была крохотной. Чтобы все лодки смогли причалить к берегу, передние пришлось затаскивать далеко на песок. В случае экстренной эвакуации это будет большой минус. Зато и закрыта она почти со всех сторон. Чтобы подобраться к нам, аиотеекам придется лезть через скалы. А на фига им это будет нужно, если, конечно, мы не привлечем их внимание громкими криками и фейерверками? А мы не привлечем, потому что даже наш, пока еще безымянный, пятилетка знает, что надо вести себя тихо. Даже месячный племяш Ласты (хм, а наверное, и Лга’нхи, если он признает эту Ласту женой. А тогда я, выходит, ему брат дяди со стороны матери. Нет, мужа сестры матери. И помнится, для этого было какое-то специальное слово. Но так или иначе, по местным меркам, он мне близкая родня. Офигеть, я только что это понял) как-то умудряется не плакать. Или это мать его делает так, чтобы он не ныл? Но так или иначе, наверное, только местные умеют «не издавать» столько шума. Полторы сотни голов, включая женщин и детей, а слышно, как ветер подвывает в скалах да колышет траву. На мой взгляд, эта способность соблюдать тишину сродни способности петь или говорить речи. Этому нельзя просто научиться (я, к примеру, не умею), с этим надо родиться, продолжая генетическую линию тысяч поколений охотников и тех, на кого охотился весь окружающий мир.