Нет, конечно. Он, Дик’лоп, знает, что на востоке с бронзой работать умеют, как нигде. Знаменитые Фетс-кийские кинжалы на весь свет славны. Да-да, вот такие, как у тебя. (Это что? Тот самый, которым ты брата Митк’окока зарезал? Ну туда ему и дорога, пьянице.) Да только, ежели ему, Дик’лопу, возможности да материалы дать, он бы такого…
Я все почему-то ждал, что Дик’лоп сейчас начнет на жидов жаловаться, которые лично против него заговор затеяли и суют палки в колеса, не давая толком развернуться! Это была любимая тема друга родителей, дяди Вани, того самого эксперта по цифрам и вычислениям убийцы Кеннеди методом подсчета-пересчета дат рождения всех участников. Он и внешне с этим Дик’лопом отчасти похож был какой-то бытовой неухоженностью и привычкой низко наклоняться к лицу собеседника, что-то доказывая ему и брызгая слюной.
Да и талантом находить солидного врага в объяснении своих жизненных неудач. Дядю Ваню, сколько себя помню, вечно кто-то преследовал и угнетал. То наше собственное правительство, прослушивающее его телефон и не пускавшее за границу, то тайное мировое, сующее палки в колеса его научным порывам, за то, что он патриот и не желает делиться своими знаниями с заграницей. А то и вовсе угроза этому невысокому, вечно небритому человечку исходила прям-таки из космоса, из самого центра Вселенной.
К тому времени, когда я отбыл сюда, дядя Ваня доживал уже шестой десяток лет, и все в должности младшего научного сотрудника какого-то почти развалившегося НИИ.
Я еще, помню, мальцом совсем был и никак не мог понять, почему такой большой дядя, а все еще младший? Со временем понял — это у него по жизни. Правда, я долгое время держал его чуть ли не за своего героя и образец для подражания — такое сильное впечатление произвели на мое детское воображение его многочисленные враги и образ борца. И, став чуть более взрослым, я продолжил считать его очень принципиальным, коли он даже во время, когда все рушится и ломается, продолжает сидеть на прежней работе (и на шее у жены), но не уходит из науки. А потом вдруг как-то понял — дядя Ваня просто лентяй и пустомеля! И сейчас я сильно испугался, что Дик’лоп окажется «мастером» точно такой же «категории».
Но нет, до жалобы на жидов и инопланетян Дик’лоп не дошел, а вместо этого потащил в заветный сарай, хвастать своими успехами и достижениями, попутно разбалтывая все свои секреты.
Вот тут сразу видно творческого человека. Его хоть пытай, хоть расстреливай, а тайн своих не скажет. А стоит почесать за ухом и сказать пару добрых слов, изображая интерес к его работе, — прощайте, все секреты тайных сплавов и чертежи вундервафлей с грифом «Вообще никому!».
Ладно, мне не жалко, осмотрел сарай достижений народного хозяйства. И впрямь, куда беднее, чем в Олидике.
Сам похвастался протазаном и боевыми перчатками, а главное, секретным знанием составления узоров, и с ходу накидал несколько вариантов украшения какой-то непонятной доски, над которой в данный момент неспешно трудился коллега.
Короче, контакт наладили. Дик’лоп даже обедать нас с Витьком к себе домой потащил, не прекращая выбалтывать совершенно секретную информацию! Как жаль, что тут нет промышленности и сопутствующего ей промышленного шпионажа. А то при такой детской наивности населения я бы обогатился!
После обеда, надо сказать, такого же неряшливого и какого-то неуютного, как и сам хозяин, мы доплыли до дворца Митк’окока (само то, что мастерские располагались не на «царском» острове, уже о многом говорило) и прошерстили запасы Царя Царей в поисках подходящих кусков бронзы. Дик’лоп буквально пробовал ее на вкус, разглядывал на свет, слушал, скреб и вообще вел себя очень таинственно и внушающе. Витек, на которого и легли труды по перетаскиванию образцов из темных закромов на свет и обратно, явно успел умаяться. Но рожу тем не менее имел довольную — удалось примазаться к тайным знаниям Великих Шаманов!
Из дворца мы удирали какими-то огородами, загрузив Витька бронзой чуть ли не по самую маковку. Ну, может, насчет маковки и соврал. Но стырил ее наш коллега из дворца своего патрона явно куда больше, чем могло понадобиться для производства одной рукояти. Кто я такой, чтобы его винить?
Но, блин, дедок оказался привязчивым, как банный лист. Явно наслаждаясь обществом людей, которым есть дело до него и до его работы, он и дальше не пожелал с нами расставаться, вновь позвав на ужин. Нет уж! Опять лопать пережженную кашу, поданную неопрятной старухой, и запивать это кислым пивом? Увольте! Лучше уж вы к нам. В смысле, с нами. А то у меня тут одно важное колдовство намечается. Ага, «следственный эксперимент» называется. А один из участников реконструируемых событий слинял в свой лес. Конечно, жиденький на вид Дик’лоп здоровяку Бокти замена плохая. Ну да уж ладно, сделаем два добрых дела сразу: и коллегу напоим вусмерть, и свою память разбередить попробуем.
Собственно говоря, допрос трактирщика, даже записанный и зарисованный на куске, прямо скажем, не самого дешевого пергамента, никаких существенных результатов не дал. Ничего нового он не вспомнил и, даже испугавшись тайных знаков, ни в чем новом не признался. Тупик! Чего дальше делать? Я подумал и решил восстановить Тот вечер, а главное, собственное состояние во время этого вечера. Короче, нажраться в той же компании и той же обстановке и надеяться, что из мутных глубин памяти всплывут какие-то подробности.
Когда пришел с этой идеей к Лга’нхи, он тяжко вздохнул и сказал, что, коли надо, так он готов, но предпочтет пить молоко, поскольку от вина у него потом в брюхе кисло. (Чего-то он в последнее время на брюхо жаловаться начал. Травками его, что ли, полечить какими-нибудь, знать бы еще какими.) «И вообще непонятно, Дебил, что ты с этим своим «следствием» возишься. Дело-то уже прошлое, Волшебный меч вернули, добычу большую взяли, запас маны пополнили выше крыши, а ты все не уймешься. Как деб, дитя, честное слово».